Она посвящена теме, волнующей каждого, кто задумывается о бытии и небытии, переходе живого в неживое, жизни и смерти. Это вечная и великая тема искусства, тема человеческих переживаний и раздумий. Были эпохи, когда судьба человечества подталкивала художников к особо пристальному размышлению об этом — в средние века, в эпоху барокко, символизма, авангарда. Естественно, современные авторы, опираясь на визуальные коды предшествующих художественных явлений и чувствуя драматизм современности, дают свой ответ на эти вечные вопросы, переживая по-новому остроту вызова, перед которым оказалось сегодня человечество.

Вторая часть названия — слитно написанные два греческих слова. Sarx значит «плоть», но не живая, а та, которая противопоставлена духу, лишенная его, ставшая неодушевленной. Soma (нам это слово знакомо по прилагательному «соматический» — телесный) обозначает неживое тело. По большому счету, это слова-синонимы, но в каждом из них спрятаны нюансы смысла. Этими смыслами художники и делятся с внимательным зрителем.

Видеоперформанс (так обозначается жанр этого произведения видео-арта, одного из видов современного искусства) идет долго — 2 часа 9 минут. Четыре неравные по хронометражу части работы, разделенные на 11 сцен — это разные сюжеты-метафоры, показывающие утрату. Герои в каждой части разные: ребенок, мужчина, собака, лошадь, автомобиль. Каждая строится на повторяющемся, почти танцевальном медитативном ритме, где герои движутся, скатываясь с высокой горы, теряя равновесие, балансируя на грани и уходя в итоге за эту грань. Как уйдем и все мы. Тот, кто уже терял в жизни близких, переживал утраты, знает это ощущение обрыва. Для него достаточно секунды, которая все безвозвратно меняет. Именно такое мгновение и показывают художники, погружая в пограничное состояние всех своих героев, одушевленных и неодушевленных. Такая тонкая и очень сложная задача решается через символику действия и символы-предметы. Иногда авторы позволяют себе самоцитаты: мы видим здесь образы из других работ — скорбную процессию, чучело собаки, безлистный куст, смятый автомобиль, гибнущего ребенка… Кстати, последнее зрителей не должно смущать — в съемках участвовал ребенок-каскадер, умеющий вести себя в экстремальных сюжетах и обученный специальным актерским приемам.

Рассказывая почти бессюжетную притчу, авторы выплескивают на экран сгустки боли, и при этом создают удивительные по гармоничности монохромные кадры. Каждый кадр мог бы быть своего рода монументальной картиной, в каждом мы наблюдаем диалог с явлениями как классического, так и современного искусства, от Брейгеля и Веласкеса до Каттелана и Кастеллуччи. Например, знамя из золотистого атласа служит, с одной стороны, камертоном световым тональным переходам, а с другой — настройкой общего звучания на скорбно-торжественный лад. Если вы готовы внимательно знакомиться с «Оratorium Sarxsoma», то найдете и другие подобные визуальные ключи.

Возникает вопрос — для чего зрителю нужно тратить на это произведение так много времени, разгадывая визуально-образные ребусы, думая о тяжести и конечности бытия? Для чего нужно такое эстетическое испытание? Дело в том, что всякое произведение о боли есть одновременно и произведение о ее преодолении. Потому что только рефлексия, то есть обдумывание эмоционального переживания, дает возможность выхода из кризиса. Взаимодействуя с искусством — рефлексивным высказыванием художника, его болью, переведенной на язык образов, зритель понимает, что в своих страданиях он не останется одиноким.