ЧТО ДЕЛАЕТ МУЗЫКУ СОВРЕМЕННОЙ?
или Как начать разбираться в музыке, которую пишут композиторы сейчас
Ксения Ануфриева
Куратор проекта, музыковед, кандидат искусствоведения
Какая музыка вам нравится? Джаз? Рок? Рэп?
Я музыковед и люблю самую разную музыку. Но для меня очень важно устраивать концерты, на которых звучат произведения современных композиторов — так же, как мои коллеги делают выставки современных художников. И на каждом концерте я рассказываю о музыке, которая будет звучать, чтобы сделать её ближе и понятней для вас — зрителей Арсенала.
На этой странице нашего сайта — мини-ликбез по современной музыке. Он создан совместно с Московским ансамблем современной музыки МАСМ. Мы решили предложить нашим зрителям три точки входа в мир музыки современных композиторов. Эти три раздела носят названия ДИАЛОГ, ЗВУК и ПРАВИЛА ИГРЫ. Конечно, это далеко не все факторы, которые делают музыку композиторов наших дней современной. Но, на мой взгляд, это достаточно ёмкие явления, которые позволяют объяснить про музыку, которая пишется сейчас, действительно многое.
Для каждого раздела мы записали музыкальные произведения разной продолжительности и разного уровня сложности восприятия. Легче всего начать с видео с пометкой «Коротко и ясно», а потом переходить на следующий уровень сложности — «Подробнее». Но такое разделение — конечно, некоторая условность: любителей современного искусства перформансом не напугаешь! Читайте, смотрите, слушайте — и, надеюсь, встретимся на концертах!
Где только не звучала музыка в Арсенале: и в концертном зале, и в выставочном пространстве, и на лестничных маршах и даже в подвале! А осенью 2020 года, готовя этот проект с Московским ансамблем современной музыки МАСМ, мы даже сделали серию стримов в Instagram!
Посмотреть их вы и сейчас можете на IGTV Арсенала — рекомендую их тем, кто любит атмосферу прямых эфиров (и инстаграммные масочки). В том числе там я рассуждаю сама и расспрашиваю солистов МАСМ о музыке, которую они исполняют. А они объясняют, показывают необычные приёмы игры — в общем, в этих стримах есть масса интересных подробностей.
Посмотреть запись прямых эфиров проекта вы можете и здесь.
ДИАЛОГ
Композиторы наших дней не стремятся, как заявляли в начале ХХ века футуристы, — «сбрасывать с парохода современности» музыку прошлого. Интересны им и разные музыкальные направления, и музыкальные культуры разных стран. Современные авторы часто ведут с ними диалог. И следить за этим процессом очень интересно: ведь когда в музыке нет слов (а так на самом деле часто бывает) — как узнать, о чем идет речь? Давайте разбираться.
Сначала неплохо бы понять, c чем вступает в диалог композитор. Для этого ищем в музыке узнаваемые детали-подсказки: характерные для разных эпох и стилей мелодические обороты, сочетания аккордов, ритмы, приёмы игры. А затем вслушиваемся, как композитор их изменяет, переосмысливает. Через приёмы работы с этими элементами другого стиля становится понятно собственно содержание диалога: как композитор относится к ним. Дистанцируется или идёт на контакт? Ностальгирует о безвозвратно утраченном или стремится вдохнуть в материал новую жизнь? Отрицает или вдохновляется?
Коротко и ясно:
Олег Танцов Версия для инструментального ансамбля песни Майкла Наймана «If» (1995)
Макл Найман — знаменитый автор саундтреков к фильмам Питера Гринуэя, например — «Контракт рисовальщика». Если вы смотрели эту картину, то знаете всё о любви Майкла Наймана к музыке гения английского барокко Генри Пёрселла. Найман — ещё и музыковед, он глубоко изучил музыку своего коллеги и предшественника. В музыке к аниме «Дневник Анны Франк» режиссёра Акинори Нагаока Найман снова обращается к диалогу с Пёрселлом. И его музыкальным языком он пропевает текст, фактически дублирующий по содержанию «Imagine» Джона Леннона — «And if… you could just light a candle to change people’s feelings and hearts. / I’d whisper love In every land to every child, woman and man». Диалог Наймана с этими двумя композиторами и одной маленькой девочкой солист МАСМ Олег Танцов перекладывает для инструментального состава: над вздохами инструментов, которые более-менее похожи на те, что существовали во времена Пёрселла, время от времени, как светлячки, вспыхивают нотки игрушечного детского металлофона.
Подробнее:
Маурисио Кагель «Людвиг ван» (1970)
Юбилей — отличный повод для диалога. Сейчас мы празднуем 250-летие Бетховена, а 50 лет назад один из мэтров авангарда Маурисио Кагель по тому же случаю создал опус, показывающий, чем стала музыка «великого глухого» за эти два столетия. «Людвиг ван» — это не просто музыкальная композиция, а ещё и сюрреалистичный фильм, в котором перемешаны странные персонажи, мебель, завёрнутая в ноты… В музыке, конечно, использованы бетховенские темы. В перформансе МАСМ музыканты сначала ориентируются по обычной партитуре, а затем пытаются играть по обрывкам нот, показанных на экране. К оригинальным кадрам Кагеля видеохудожница Ольга Бороздина и солист МАСМ Иван Бушуев добавили кадры и из сегодняшней жизни. Дальше-больше: для Кагеля характерен «инструментальный театр», так что музыканты пересаживаются с места на место, рвут ноты и делают много других странных вещей. От возвышенной музыки Бетховена не остаётся и следа — она тонет в балагане повседневности. Приём «инструментального театра» и использование электроники в этой композиции — хороший повод вспомнить про неё, читая второй и третий разделы нашего мини-ликбеза: ЗВУК и ПРАВИЛА ИГРЫ.
ЗВУК
За что в музыке мы можем «зацепиться» слухом и использовать как путеводную нить на протяжении всей композиции? Часто такой «единицей измерения музыкального смысла» становится фрагмент, в котором соединяется запоминающаяся мелодия, характерные аккорды и ритм (вспомним рекламные джинглы, которые бесконечно крутятся в голове).
Но в музыке современных композиторов зачастую ничего похожего может не быть. Зато появляются «звуковые события»! Композиторы буквально одержимы поисками новых звучаний. Поэтому слушать современную музыку — это настоящее приключение в мире звука.
В своих поисках авторы идут тремя путями.
Первый — синтезировать звуки, которых буквально не существовало до этого в природе. Да, это электронная музыка!
Второй путь — когда в поисках нового звука композиторы используют вещи из повседневной жизни как звучащие объекты. Здесь вновь стоит вспомнить начало ХХ века и футуристов. Именно они (например, в лице Луиджи Руссоло — автора манифеста 1913 года «Искусство шумов») провозглашали, что находят «больше удовольствия в сочетании звуков трамваев, … моторов, экипажей, … чем на репетиции, например, «Героической» или «Пасторальной» [Бетховена]». Когда появились переносные магнитофоны, записать звук паровоза и воспроизвести его в концертном зале оказалось проще простого — так появилась «конкретная музыка». Но и сейчас композиторы предлагают музыкантам играть на самых неожиданных предметах.
Ну, а третий путь — «конкретная инструментальная музыка»! По сути — это новые приемы игры на традиционных музыкальных инструментах. Например, пианиста просят играть не только на клавиатуре, но и на струнах внутри рояля. Звучит революционно, но на самом деле исполнительская техника на любом инструменте менялась и совершенствовалась постепенно. Достаточно вспомнить, как удивлял публику новыми приёмами игры на скрипке Паганини в начале XIX века.
Сначала неплохо бы понять, c чем вступает в диалог композитор. Для этого ищем в музыке узнаваемые детали-подсказки: характерные для разных эпох и стилей мелодические обороты, сочетания аккордов, ритмы, приёмы игры. А затем вслушиваемся, как композитор их изменяет, переосмысливает. Через приёмы работы с этими элементами другого стиля становится понятно собственно содержание диалога: как композитор относится к ним. Дистанцируется или идёт на контакт? Ностальгирует о безвозвратно утраченном или стремится вдохнуть в материал новую жизнь? Отрицает или вдохновляется?
Коротко и ясно:
Хельмут Лахенман Toccatina (1986)
Хельмут Лахенман — автор идеи «конкретной инструментальной музыки». Она состоит в том, что для традиционных инструментов он придумывает такие способы звукоизвлечения, которые уже сами по себе (помимо звукового результата) — событие. И это правда: «Что, так можно было?» — восклицаешь не переставая, пока смотришь, что выделывает музыкант. А шорохи и стуки, которые получаются в результате, напоминают саундтрек к какому-нибудь эстетскому хоррору.
Toccatina — по сути этюд, мини-энциклопедия типично лахенмановских приёмов игры, которые осваивают ещё не задействованные традиционной техникой части скрипки и смычка. Музыкальную революцию Лахенмана справедливо называют «шагом за подставку». Подставка — деталь, которая поддерживает струны на смычковых инструментах и делит их на два неравных участка. Обычно исполнитель играет на длинном участке. Лахенман предлагает ему играть и на коротком тоже. А также — под подставкой, на корпусе и далее — везде.
Подробнее:
Дмитрий Курляндский Багатель № 2 (2016)
Багатель в переводе с французского — «безделушка». Это традиционное название для небольших инструментальных пьес, придуманное ещё в XVIII веке композитором Франсуа Купереном. Кто только их не сочинял — от Бетховена и Листа до Бартока и Сильвестрова! Следует этой традиции и Дмитрий Курляндский — один из самых активных и титулованных представителей нынешнего поколения 40-летних. У него целый цикл багателей, причём любой человек может заказать в его рамках новую пьесу. Для этого нужно предложить собственный солирующий объект — не музыкальный инструмент, а именно бытовой предмет, на котором будет играть один из участников ансамбля. То, что играют остальные инструменты — это уже, можно сказать, аранжировка. В первых «Багателях» таким образом уже поучаствовали линейка, оберточная бумага, музыкальная шкатулка…. В Багатели № 2 солирует вязальная спица, касаясь краёв металлической ёмкости. Получается очень созерцательно: прозрачно и графично — послушайте.
Антон Светличный «Половина собаки» (2015)
Ростовский композитор Антон Светличный изначально писал саундтрек к классике сюрреализма — фильму Луиса Бунюэля «Андалузский пёс». В музыке даже передан самый знаменитый момент картины — когда глаз режут бритвой! Но для пьес на Академии молодых композиторов МАСМ в городе Чайковский, куда Антон решил представить свою композицию, было чёткое ограничение по хронометражу — пришлось сокращать. Так от «Андалузского пса» осталась «Половина собаки». Но грува в ней не меньше, чем было бы в полном саудтреке — слушая эту пьесу, невольно начинаешь пританцовывать. Однако главное в пьесе Светличного — это тембр: то, как звук инструментов меняется благодаря нетрадиционным приёмам игры.
ПРАВИЛА ИГРЫ
Обычно в нотах композитор фиксирует звуковой результат, которого хочет добиться от исполнителей. История нотной записи — это увлекательнейшая вещь. Но главной целью нот всегда было постараться как можно точнее передать замысел автора. Кстати, в ХХ веке магнитофонная запись дала совершенно новую возможность фиксировать музыку. Не сказать чтобы на 100 % под влиянием этого факта, но именно тогда с нотацией что-то пошло не так. Композиторы стали создавать «графические партитуры», на которых вместо нот могло быть нарисовано… примерно всё что угодно! Соответственно могли поступать и музыканты. Импровизация, про которую со времён Баха помнили разве только джазмены, стала нормой жизни и на академической сцене. Правда, под другим названием — алеаторика (от латинского слова alea — «игральная кость, символ случайности»). Для современных композиторов партитура часто — это не фиксация результата, а инструкция для исполнителей. Точнее — правила игры. Музыканты становятся перформерами, а каждая композиция — «новым видом спорта». Поэтому очередное исполнение одной и той же пьесы похоже на предыдущее не больше, чем один футбольный матч (или шахматная партия?) — на другой. В этом случае нам ничего не остаётся, как наблюдать за происходящим как за увлекательной игрой. А именно: попробовать угадать её правила, возможно — даже принять участие. И главное — стать фанатом!
Коротко и ясно:
Янис Кириакидис «Караоке-этюды», часть 1 (2011)
Грек-киприот, живущий в Нидерландах, Кириакидис — не только композитор, но и мультимедийный художник. Поэтому он переносит ноты с бумаги на экран и «оживляет» их. Выходит, его игра называется «караоке для тех, кто знает ноты»: исполнителям нужно не спеть, а вовремя сыграть (каждому на своём инструменте) то, что просит автор. А просит он вторить своим любимым поп-песням. В первой части цикла это — композиция «I Heard It Through the Grapevine», которая стала хитом в исполнении Марвина Гэя в 1968 году. Вперемешку с нотами на экране появляются и отдельные слова. Но главное — это не они, а азартное стремление музыкантов вовремя сыграть неожиданно мелькающую на экране ноту, приджазованное соло одного из них. И конечно — в этой композиции отлично раскрывается ДИАЛОГ (см. первый раздел нашего мини-ликбеза). В данном случае — это диалог Кириакидиса и музыкантов с главным сокровищем этой песни, её начальным риффом, которому никакие годы и помехи не страшны.
Подробнее:
Арман Гущян «In Crosslights» (2014–2020)
«In crosslights» — новая версия пьесы, которая была написана для проекта МАСМ «Музыка для чтения» и называлась «Read not only». Но ДНК этой композиции прежняя — это отголоски пьесы Джона Кейджа «Музыка перемен» (1951). Вообще фигура этого американского композитора неизбежно возникает, если задаваться вопросом о сути современной музыки. Особенно если речь идёт об изобретении новых музыкальных правил игры. Кейджу подарили знаменитую гадательную книгу «И-цзин», которая стала идеальным инструментом для создания композиций, контролируемых случайностью: он «задавал» книге вопросы о различных элементах пьесы и использовал ответы для сочинения. В пьесе Гущяна вопросы задают не композиторы, а слушатели. Отвечает (посредством гадания по «И-цзин») музыка, которая соответствует выпавшей гексаграмме (сочетанию орлов и решек в серии бросков монеток). Оказывается, что случайность, перформанс, интерактив — такие древние, но от этого не менее тонко и таинственно звучащие понятия.
Елена Рыкова «Зеркало Галадриэль» (2012)
За эту пьесу Елена Рыкова получила Премию Кандинского, и это неслучайно. Елена прямо говорит, что эта композиция — «музыкальный перформанс, выходящий на территорию визуального искусства». Роль зеркала эльфийской владычицы, которое «может открыть многое», выполняет теннисная сетка. А ещё есть камера, которая транслирует движения исполнителей, как если бы они отражались на поверхности той самой волшебной чаши Галадриэль. Музыканты-перформеры копируют друг друга согласно в буквальном смысле «правилам игры», которые — и есть партитура пьесы. Под перестук шишек и скрежет пальцев по столу для пинг-понга Елена Рыкова предлагает нам поразмышлять «о взаимопонимании без слов; возможности видеть в другом лишь своё отражение; желании влиять на происходящее; моменте, меняющем ход игры; жизни, выходящей за рамки её правил».
ЗАПИСИ СТРИМОВ ПРОЕКТА В INSTAGRAM
ДИАЛОГ, часть 1 и 2
ЗВУК, часть 1 и 2
ПРАВИЛА ИГРЫ, часть 1 и 2
Фото проекта
